Лесков Николай Семёнович. Русский писатель.
    Биография Библиотека Музеи Галерея
 
Библиотека

Обойденные.

Часть 2

Глава девятая. Повторение задов.

«Обойденные».
Часть 1: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17
Часть 2: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11
Часть 3: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - Эпилог - Примечания

У Жервезы Дора и Долинский более не были, прогулки их снова ограничивались холмом над заливом.

Всякий вечер они сидели на этом холмике, и всякий вечер им было так хорошо и приятно.

Как ни коротки были между собой Дора и Долинский, но эти вызываемые Дорою рассказы о прошлом, раскрывая перед нею еще подробнее внутренний мир рассказчика, давали ее отношениям к нему новый, несколько еще более интимный характер.

- Послушайте, Нестор Игнатьич! - сказала раз Даша, положив ему на плечо свою руку,- расскажите мне, мои милый, как вы любили и как вас любили?

- Бог знает, что это вы выдумываете, Дора?

- Так расскажите. Мне очень хочется найти ключ к вашей душевной болезни.

- Забыл уж я, как я любил.

- Э! Врете!

- Право, забыл.

- Забвенья нет.

- Кто ж это вам сказал, что забвенья нет?

- Я вам это говорю.

Нестор Игнатьич молчал, и Даша молчала и дулась.

- Ну, перестаньте дуть свои губки, Дора! Что вам рассказать?

- Как вы любили первый раз в жизни.

Долинский рассказал свою почти детскую любовь к какой-то киевской кузине. Дора слушала его, не сводя глаз, и когда он окончил, вздохнула и спросила:

- Ну, а как вы любили на законном основании? Долинский рассказал ей в главных чертах и всю свою женатую жизнь.

- Какая гадость! - прошептала Даша и, вздохнув еще раз, спросила:

- Ну, а дальше что было?

- А дальше вы все знаете.

- Вы грустили?

- Да.

- Встретились с нами?

- Да.

- И счастливы?

- И счастлив.

Даша задумчиво покачала головкой.

- Что? - спросил ее Долинский.

- Так, ключ найден! - чуть слышно уронила Дора.- А как вы думаете,- начала она, помолчавши с минуту,- верно это так вообще, что хорошего нельзя не полюбить?

- Что хорошее? Есть польская пословица, что не то хорошо, что - хорошо, а то хорошо, что кому нравится.

- Я вам говорю, что хорошего нельзя не любить; ну, пожалуй, того, что нравится.

- К чему же вы это говорите?

- Ни к чему! К тому, что если встречается что-нибудь очень хорошее, так его возьмешь да и полюбишь, ну, понимаете, что ли?

- Да...

- Да, я думаю, что да.

Произошла пауза, в течение которой Даша все думала, глядя в небо, и потом сказала:

- Знаете что, Нестор Игнатьич? Мне кажется, что паши сравнения сердца с монетой никуда не годятся.

- Я это уж вам говорил.

- С чем же его сравнить?

- Много есть этих сравнений, и все они никуда не годятся.

- Ну, а, например, с чем можно еще сравнить сердце?

- С постоялым двором,- смеясь, отвечал Долинский.

- Гадко, а похоже, пожалуй.

- А, пожалуй, и непохоже,- отвечал Долинский.

- Один постоялец выедет, другому есть место.

- А другой раз и пустой двор простоит.

- Нет, и это не годится. Не верю я, не верю, чтобы можно было жить без привязанности.

- Бывает, однако.

- Вы помните эти немецкие, кажется, стихи...

- Какие?

- Ну, знаете, как это там: Юпитер посылал Меркурия отыскать никогда не любивших женщин?

- Я даже этого никогда не читал.

- То-то вот и есть; а я это читала.

- Что ж, Меркурий отыскал?

- Трех!

- Только-то?

- Да-с, и эти три, знаете, кто были? Три фурии! - протяжно произнесла Даша, подняв вверх пальчик.

- Ведь это только написано.

- Да, но я этому верю и очень боюсь этакого фуриозного сообщества.

- Вы с какой же это стати?

- А если Юпитеру после моей смерти вздумается еще раз послать Меркурия и он найдет уж четырех.

- Еще полюбите и как полюбите.

- Нет уж, кажется, поздно.

- Любить никогда не поздно.

- Вот за это вы умник! Люди жадны уж очень. Счастье не во времени. Можно быть немножко счастливым, и на всю жизнь довольно. Правда моя?

- Конечно, правда.

- Какое у нас образцовое согласие!

- Не о чем спорить, когда говорят правду.

- А ведь я бы могла очень сильно любить.

- Кто ж вам мешает? Разборчивы очень.

- Нет, совсем не то. По-моему любить, значит... любить , одним словом. Не героя, не рыцаря, а просто любить, кто по душе, кто по сердцу - кто не по хорошу мил, а по милу хорош.

- Ну-с, я опять спрошу: за чем же дело стало?

- А если "законы осуждают предмет моей любви"? - улыбаясь, продекламировала Даша.

- Но, кто - о, сердце! может противиться тебе? - отвечал Нестор Игнатьич, продолжая речитативом начатую Дашей песню.

- Помните, как это сказано у Лермонтова:

Но сердцу как ума не соблазнить?

И как любви стыда не победить?

Любовь для неба и земли - святыня,

И только для людей порок она!

То скотство, то трусость... бедное ты человечество! Бедный ты царь земли в своих вечных оковах!

- Вы сегодня, Дорушка, все возвышаетесь до пафоса, до поэзии.

- Нестор Игнатьич! Прошу не забываться! Я никогда не унижалась до прозы.

- Виноват.

- То-то.

Даша замолчала и, немного подождавши, сказала:

- Ну, смотрите, какие штучки наплетены на белом свете! Вот я сейчас бранила людей за трусость, которая им мешает взять свою, так сказать, долю радостей и счастья, а теперь сама вижу, что и я совсем неправа. Есть ведь такие положения, Нестор Игнатьич, перед которыми и храбрец струсит.

- Например, что ж это такое?

- А вот, например, сострадание, укор совести за чужое несчастье, за чужие слезы.

- Скажите-ка немножко пояснее.

- Да что ж тут яснее? Мало ли что случается! Ну, вдруг, положим, полюбишь человека, которого любит другая женщина, для которой потерять этого человека будет смерть... да что смерть! Не смерть, а мука, понимаете - мука с платком во рту. Что тогда делать?

- На это мудрено отвечать.

- Я думаю, один ответ: страдать.

- Да, если тот, кого вы полюбите, в свою очередь, не любит вас больше той женщины, которую он любил прежде.

- А если он меня любит больше?

- Так тогда какой же резон делать общее несчастье! Ведь если, положим, вы любите какое-нибудь А и это А взаимно любит вас, хотя оно там прежде любило какое-то Б. Ну-с, теперь, если вы знаете, что это А своего Б больше не любит, то зачем же вам отказываться от его любви и не любить его самой. Уж ведь все равно не отошлете его обратно, куда его не тянет. Простой расчет: пусть лучше двое любят друг друга, чем трое разойдутся.

Даша долго думала.

- В самом деле,- отвечала она,- в самом деле, это так. Как это странно! Люди называют безумством то, что даже можно по пальцам высчитать и доказать, что это разумно.

- Люди умных людей в сумасшедшие дома сажали и на кострах жгли, а после через сто лет памятники им ставили. У людей что сегодня ложь, то завтра может быть истиной.

- Какой вы у меня бываете умник, Нестор Игнатьич! Как я люблю вашу способность просто разъяснять вещи! Если б вы давно были со мной, как бы много я знала!

- Я, Дарья Михайловна, не принимаю это на свой счет. Я знаю одно то, что я ничего не знаю, а суда людского так просто-таки терпеть не могу. Не верю ему.

- Да, говорите-ка: не знаете! Нет, большое спасибо вам, что вы со мной поехали. Здесь вас у меня никто не отнимает: ни Анна, ни газета, ни Илья Макарыч. Тут вы мой крепостной. Правда?

- Да, уж если вы сказали так, то, разумеется,- правда. Иначе ж ведь быть не может! - отвечал, шутя, Долинский.

- Ну, да, еще бы! Конечно, так,- отвечала живо и торопясь Дора и сейчас же добавила,- а вот, хотите, я вам задам один такой вопрос, на который вы мне, пожалуй, и не ответите?

- Это еще, Дарья Михайловна, будет видно.

- Только смотрите мне прямо в глаза. Я хочу видеть, что вы подумаете, прежде чем скажете.

- Извольте.

- А что...

- Что?

- Эх, нетерпение! Ну, отгадывайте, что?

- Не маг я и не волшебник.

- Что, если б я сказала вам вдруг самую ужасную вещь?

- Не удивился бы ни крошки.

Даша серьезно сдвинула брови и тихо проговорила:

- Нет, я прошу вас не шутить, а говорить со мною серьезно. Смотрите на меня прямо!

Она пронзительно уставила свои глаза в глаза Долинского и медленно с расстановками произнесла:

- Ч-т-о, е-с-л-и б-ы я в-а-с п-о-л-ю-б-и-л-а? Долинский вздрогнул и, быстро выпустив из своей руки ручку Даши, ответил смущенным голосом:

- Виноват, проспорил. Можно, действительно, поручиться, что такого вздора ни за что не выдумаешь, какой вы иногда скажете.

Даша тоже смутилась. Она просто испугалась движения, сделанного Долинским, и, приняв свою руку, сказала:

- Чего вы! Я ведь так говорю, что вздумается. Она была очень встревожена и проговорила эти слова,

как обыкновенно говорят люди, вдруг спохватясь, что они сделали самый опрометчивый вопрос.

- Пойдемте домой. Мы сегодня засиделись; сыро теперь,- сказал несколько сухим гувернерским тоном, вместо ответа, Долинский.

Даша встала и пошла молча. Дорогою они не сказали друг другу ни слова.

 

«Обойденные».
Часть 1: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17
Часть 2: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11
Часть 3: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - Эпилог - Примечания

 

    Биография Библиотека Музеи Галерея О проекте Контакты  
 
Яндекс.Метрика

Рейтинг@Mail.ru

© LESKOV.org.ru 2015


Группа Лесков Николай Семенович facebook. Группа Лесков Николай Семенович вКонтакте.

Levsha.org.ru