Обойденные.

Часть 2

Глава четвертая. Туманная даль близится и яснеет.

«Обойденные».
Часть 1: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17
Часть 2: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11
Часть 3: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - Эпилог - Примечания

Как только дамы вышли из магазина, Анна Михайловна написала к Илье Макаровичу, прося его сегодня же принести ей книжку журнала, в котором напечатана последняя повесть Долинского, и ждала его с нетерпением. Илья Макарович через два часа прибежал из своей одиннадцатой линии, немножко расстроенный и надутый, и принес с собою книжку.

- Что же это Несторка-то! - начал он, только входя в комнату.

- А что? - спросила Анна Михайловна, перелистывая с нетерпением повесть.

- И повести вам не прислал?

- Верно, у него у самого ее нет. Не скоро доходит за границу.

Илья Макарович заходил по комнате и все дмухал сердито носом.

- Читали вы повесть? - спросила Анна Михайловна.

- Читал, как же не прочесть? Читал.

- Хороша?

- Хорошую написал повесть.

- Ну, и слава богу.

- Денег он пропасть зарабатывает какую!

- Еще раз слава богу.

- А что, он вам пишет?

- Пишет,- медленно проговорила Анна Михайловна. Илья Макарович опять задмухал.

- Водчонки пропустить хотите? - спросила Анна Михайловна, не подымая глаз от книги.

- Нет, черт с ней! Чаишки разве; так от скуки - могу.

Анна Михайловна позвонила. Подали самовар.

- Вы на меня не в претензии? - спросила она Илью Макаровича.

- За что?

- Что я при вас читаю.

- Сделайте милость!

- Скучно без них ужасно,- сказала Анна Михайловна, обваривая чай.

- И чего они там сидят? - Для Даши.

Илья Макарович опять задмухал.

- Знаете, что я подозреваю? - сказал он.- Это у него все теперь эти идеи в голове бродят.

- Попали пальцем в небо.

Илья Макарович хотел употребить дипломатическую, успокоительную хитрость и очень сконфузился, что она не удалась.

- А вот что, Анна Михайловна! - сказал он, пройдясь несколько раз по комнате и снова остановясь перед хозяйкой, сидевшей за чайным столом над раскрытою книгою журнала.

- Что, Илья Макарович?

Художник долго смотрел ей в глаза и, наконец, с добродушнейшей улыбкой произнес:

- Махну-ка я, Анна Михайловна, в Италию.

- Это же ради каких благ?

- Еще раз перед старостью небо теплое увидеть. Душу свою обогрею.

- Э, не сочиняйте-ка вздоров! У кого душа тепла, так везде она будет тепла, и под этим небом.

Илья Макарович не умел сказать обиняком то, что он думал.

- Их посмотрю,- сказал он прямо.

- Ну, и что ж будет?

Илья Макарович долго молчал, менялся в лице и моргал глазами.

- Обрезонить надо человека; вот что будет! - наконец вымолвил он с таинственным придыханием.

- Это вы Долинского хотите обрезонивать! Он не мальчик, Илья Макарович. Ему уже не двадцать лет, сам понимает, что делает.

- И ее,- еще тише продолжал художник.

- Ее?

Илья Макарович сделал самую строгую мину и качнул в знак согласия головою.

- Дашу? - переспросила его Анна Михайловна.

- Ну, да.

- Не знаете вы, за что беретесь, мой милый! - отвечала, улыбнувшись, Анна Михайловна.

- Слово надо сказать; одно слово иногда заставляет человека опомниться,- таинственно произнес художник.

- Кому же это вы будете говорить, что вы будете говорить, и по какому праву, наконец, Илья Макарыч?

- Право! С подлецом нечего разбирать прав!

- Пожалуйста, только не горячитесь.

- Нет-с, я не горячусь и не буду горячиться, а я только хочу ему высказать все, что у меня накипело на сердце, только и всего; и черт с ним после.

Анна Михайловна махнула рукой.

- Да и ей тоже-с. Воля милости ее, а пусть слушает. А уж я наговорю!

- Даше?

- Да-с.

- О, Аркадия священная! Даже не слова человеческие, а если бы гром небесный упал перед нею, так она... и на этот гром, я думаю, не обратила бы внимания. Что тут слова, когда, видите, ей меня не жаль; а ведь она меня любит! Нет, Илья Макарович, когда сердце занялось пламенем, тут уж ничей разум и никакие слова не помогут!

- Так что ж они о себе теперь думают! - грозно крикнул и привскочил с места Журавка.

- А ничего не думают!

- Как же ничего не думают?

- А так - зачем думать?

- Как зачем думать? Помилуйте, Анна Михайловна, да это... что же это такое вы сами-то наконец говорите?

- Я вам говорю, что они ничего не думают.

- Да что же он-то такое? После этого ведь он же выходит подлец! - Илья Макарович в азарте стукнул кулаком по столу и опять закричал: - Подлец!

- За что вы его так браните? Ну, что от этого поправится или получшеет?

- Зачем же он сбил девушку? Анна Михайловна улыбнулась.

- Чего вы смеетесь?

- Над вами, Илья Макарыч! Ничего-то вы не разумеете, хоть и в Италии были.

- Чего-с я не разумею? Анна Михайловна промолчала.

- Нет-с, позвольте же, Анна Михайловна, если уж начали говорить, так вы извольте же договаривать: чего это-с я не разумею?

- Да как вы можете утверждать, что он ее с чего-нибудь сбивал? - сказала Анна Михайловна.

Илья Макарович дмухнул носом и, помолчав, спросил:

- Так как же это по-вашему было?

- Дору никто не собьет и... никто Илью Макаровича ни от чего не удержит.

Журавка опять забегал.

- Да... однако ж... позвольте, на что же это она бьет, в чью же-с голову она бьет?! - спросил он, остановившись.

- Любит.

- Да-ну-те-ж бо, бог с вами, Анна Михайловна, что ж будет из такой любви?

- Что из любви бывает - радость, счастье и жизнь.

- Да ведь позвольте... мы ведь с вами старые друзья. Ведь... вы его наконец любите?

- Ну-с; так что же далее? - произнесла, немного конфузясь, Анна Михайловна.

- И он вас любил?

- Положим.

- Ничего не понимаю! - крикнул, пожав плечами, Илья Макарович и опять ожесточенно забегал, мотая по временам головою и повторяя с ажитацией,- ничего... ровно ничего не понимаю! Хоть голову мою срубайте, ничего не понимаю!

- А как же это вы, однако, поняли, что там что-то есть? - спросила после паузы Анна Михайловна с целью проверить свои соображения чужими.

- Да так, просто. Думаю себе иной раз, сидя за мольбертом: что он там наконец, собака, делает? Знаю, ведь он такой олух царя небесного; даже прекрасного, шельма, не понимает; идет все понурый, на женщину никогда не взглянет, а женщины на него как муха на мед. Душа у него такая кроткая, чистая и вся на лице.

- Да,- уронила Анна Михайловна, вспоминая лицо Долинского и опять невинно смущаясь.

- Не полюбить-то его почти нельзя!

- Нельзя,- сказала, улыбнувшись, Анна Михайловна.

- То есть именно, и говорю, черт его знает, каналью, ну, нельзя, нельзя.

- Нельзя,- подтвердила Анна Михайловна несколько серьезнее.

- Ну, вот и думаю: чего до греха, свихнет он Дорушку!

- Ничего я не вижу отсюда, а совершенно уверена... Да, Илья Макарыч, о чем это мы с вами толкуем, а?.. разве они не свободные люди?

Художник вскочил и неистово крикнул:

- А уж это нет-с! Это извините-с, бо он, низкий он человек, должен был помнить, что он оставил!

- Эх, Илья Макарыч! А еще вы художник, и "свободный художник"! А молодость, а красота, а коса золотая, сердце горячее, душа смелая! Мало вам адвокатов?

- То есть черт его знает, Анна Михайловна, ведь в самом деле можно с ума сойти! - отвечал художник, заламывая на брюшке свои ручки.

- То-то и есть. Вспомните-ка ее песенку:

То горделива, как свобода,

То вдруг покорна, как раба.

- Да, да, да... то есть именно, я вам, Анна Михайловна, скажу, это черт знает что такое!

Долго Анна Михайловна и художник молчали. Одна тихо и неподвижно сидела, а другой все бегал, а то дмухал носом, то что-то вывертывал в воздухе рукою, но, наконец, это его утомило. Илья Макарович остановился перед хозяйкой и тихо спросил:

- Ну, и что ж делать, однако?

- Ничего,- так же тихо ответила ему Анна Михайловна.

Художник походил еще немножко, сделал на одном повороте руками жест недоумения и произнес:

- Прощайте, Анна Михайловна.

- Прощайте. Вы домой прямо?

- Нет, забегу в Палкин, водчонки хвачу.

- Что ж вы не сказали, здесь бы была водчонка,- спокойно говорила Анна Михайловна, хотя лицо ее то и дело покрывалось пятнами.

- Нет, уж там выпью,- рассуждал Журавка.

- Ну, прощайте.

- А написать ему можно? - шепотом спросил художник, снова возвращаясь в комнату в шинели и калошах.

- Ни, ни, ни! Чужая собака под стол, знаете пословицу? - отвечала Анна Михайловна, стараясь держаться шутливого тона.

- Господи боже мой! Какая вы дивная женщина! - воскликнул восторженно Журавка.

- Такая, которую всегда очень легко забыть,- отшутилась Анна Михайловна.

«Обойденные».
Часть 1: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17
Часть 2: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11
Часть 3: 1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7 - 8 - 9 - 10 - 11 - 12 - 13 - 14 - 15 - 16 - 17 - 18 - 19 - Эпилог - Примечания