 |
Н. С. Лесков «Железная воля».
«Железная воля» текст и аудиокнига.
«Есть поистине нечто богатырское в писательском труде Лескова», - пишет критик Б. Другов. Нельзя не согласиться с этим замечанием; оно справедливо уже потому, что творчество Николая Семёновича Лескова – православная, духовная литература. Перед нами действительно богатырь-творец, классик, гордость русской прозы. Лесковым создано множество произведений, проникнутых тонким юмором и в то же время глубоким почитанием всего, что свято для русского человека. Мне хотелось бы сегодня остановиться на повести «Железная воля»; может быть, просто потому, что я очень люблю эту вещь.
Повествование ведется от лица некого Фёдора Афанасьевича Вочнева, который, слушая спор своих гостей о железной воле немцев, и что немцы способны победить русских, решительно высказывает противоположное мнение, насмешливо прибавив: «… и железная-то у них воля, и поедят они нас поедом… Ну, железные они, так и железные, а мы тесто простое, мягкое, сырое, не пропечённое… вы бы еще вспомнили, что и тесто в массе топором не разрубишь, а, пожалуй, еще и топор там потеряешь».
В доказательство своих слов Вочнев рассказывает гостям одну историю из своего прошлого.
Несколько лет назад Вочнев служил в одной из торговых компаний, где были и русские, и англичане. «Операции у нас были большие и очень сложные: мы и землю пахали, и свекловицу сеяли, и устраивались варить сахар… пилить доски, вырезать паркеты… словом, хотели эксплуатировать всё, к чему наш край представляет какие-либо удобства… работа у нас кипела: мы рыли землю, клали каменные стены… набирали людей всякого сорта, впрочем, всё более из иностранцев» (Н.Лесков).
Так в Россию был выписан инженер-немец, Гуго Карлович Пекторалис – «вместе с машинами, которые он должен был привезти, поставить, пустить в ход и наблюдать за ними» (Н.Лесков).
Машины запоздали в пути и пришли поздно, а Пекторалис прибыл в Петербург раньше времени, в конце октября, который выдался холодным. Вочневу поручили принять из таможни машины, а также взять с собой Пекторалиса; но последний уже с неделю как выехал на место назначения.
Вочнев был очень обеспокоен судьбой иностранца, тем более, что, как выяснилось, Пекторалис не только не говорил, но и не понимал по-русски, и не взял с собой провожатого. Вочневу удалось только узнать, что Пекторалису около 30 лет, что он довольно высок ростом, худощав, брюнет с серыми глазами и «веселым, твердым выражением лица», а также обладает ЖЕЛЕЗНОЙ ВОЛЕЙ. И по таким приметам Вочнев должен был найти иностранца! А в ту пору у Вочнева и без того было много дел; он постоянно находился в разъездах, связанных с мероприятиями его торговой компании.
Справившись со своими делами и заданиями, Василий Афанасьевич в конце ноября отправляется в обратный путь, домой. В пути ему приходится остановиться на ночь в Василевом Майдане. Это была «холодная, бесприютная станция в открытом поле. Довольно безобразный, обшитый тесом дом… смотрел неприветливо и нелюдимо» (Н.Лесков).
Вочнев не без труда открывает набухшую от сырости дверь комнаты. Ему помогают изнутри. Кто-то толкает дверь ногой, она открывается, и Вочнев видит перед собой человека в шляпе и клеенчатом плаще. Оказав таким образом помощь Вочневу, незнакомец тут же словно забывает о нем; он задумчиво ходит по комнате. Вочнев заговаривает с ним. Человек отвечает ему по-немецки, что не понимает русского языка. Вочнев переходит на немецкий. Незнакомец сообщает ему, что сидит по два-три дня на каждой станции, пока ему не подадут лошадей; тогда он едет дальше. Выясняется, что по-русски он знает только «можно», «не можно», «таможно», «подрожно», и его беседы со станционными смотрителями не бывают долгими.
Вочнев приказывает слугам станции затопить камин (в комнате очень холодно) и продолжает свои расспросы: может, иностранец изучает русские нравы, пишет какие-нибудь заметки?
Немец отвечает:
« - Да, я смотрю, что со мной делают.
- Да зачем же вы это позволяете всё с собою делать?
- Ну… как быть!.. видите, я не умею по-русски говорить – и я должен всем подчиниться. Я это так себе положил; но зато потом…
- Что же будет потом?
- Я буду всё подчинять» (Н.Лесков).
Типично немецкий подход к жизни слышится в этом ответе: быть последним, пока не станешь первым. В этих словах звучит гордыня и некая самонадеянная самодостаточность, даже, скорее, самодовольство. На вопрос, как он выносит свой тягостный путь, немец отвечает: «… я всё могу выносить, потому что у меня железная воля». Услышав этот ответ, Вочнев спрашивает своего нового знакомого, не он ли Пекторалис из Доберана? Немец подтверждает: да. Вочнев очень рад, что нашел его. Он угощает немца пуншем, и сообщает, что узнал его по «железной воле». Пекторалис очень доволен тем, что его воля обрела такую известность. В конце беседы он говорит Вочневу:
« - Быть господином себе и тогда стать господином для других, вот, что дОлжно, чего я хочу и что я буду преследовать.
- Ну, - думаю, - ты, брат, кажется, приехал сюда нас удивлять – смотри же только, сам на нас не удивись» (Н.Лесков).
Ф. А. Вочнев принимает на себя все заботы об инженере, и в скором времени они прибывают на место.
«Пекторалис оказался очень хорошим… сведущим и искусным инженером. Благодаря его твердости и настойчивости, дело, для которого он приехал, пошло превосходно… Машины, для установки которых он приехал, оказались изготовленными во многих частях весьма неточно и не из доброкачественного материала… Требовать новых частей было некогда… и Пекторалис много вещей сделал сам. Детали эти отливали на ничтожном, плохоньком чугунном заводишке в городе, у некого ленивейшего мещанина Сафроныча, а Пекторалис отделывал их, работая сам на самоточке. Уладить всё это можно было действительно только при содействии железной воли» (Н.Лесков).
За хорошую работу Пекторалиса награждают прибавкой жалованья до полутора тысяч рублей в год. Пекторалис делится с Вочневым тайной: у него в Доберане есть невеста с такой же железной волей, как и у Гуго, и он намерен жениться, когда его жалованье достигнет трех тысяч талеров.
Исполненный самодовольства, Гуго спрашивает Вочнева, может ли тот себе представить, чтО может произойти от очень твердого мужчины и очень твердой женщины? Вочнев не удерживается от искушения подколоть Пекторалиса:
« - Думаю, что может ничего не произойти».
Пекторалис удивлен.
« - Почему вы это знаете?»
Вочневу уже не хочется подкалывать Гуго, и он отвечает, что просто пошутил.
«- О, вы пошутили, а это совсем не шутки, это действительно может так быть, но это очень … важное дело, на которое нужна вся железная воля.
«Лихо тебя побирай… не хочу и отгадывать, что ты себе загадываешь», - мысленно обращается Вочнев к Пекторалису.
Железная воля Пекторалиса, полезная в его работе, в остальных случаях, в обычной жизни, забавляет людей. «… и никак не могло быть иначе (говорит Вочнев); так уж всё складывалось».
Гуго Карлович «занимался своей волей, как другие занимаются гимнастикой для развития силы… точно это было его призвание. Значительные победы над собою делали его безрассудно самонадеянным и порою ставили его то в весьма печальные, то… в комические положения». (Н.Лесков).
Пекторалис твердо решает выучить русский язык в полгода. Он никому не открывает своего намеренья и говорит со всеми по-немецки до тех пор, пока вполне не овладевает русским языком. «Он знал, что немцы смешно говорят по-русски, - пишет Лесков, - и не хотел быть смешным».
НЕ ХОТЕЛ БЫТЬ СМЕШНЫМ. Эти слова углубляют наше представление о характере героя. У него отсутствует чувство юмора, что свидетельствует о некоторой «деревянности» души и ограниченности ума. Умен тот, кто умеет первым посмеяться над собой (если это действительно смешно) вместе с другими, не обижаться на дружеские «подколки», сам может остроумно пошутить. Гуго лишен этих качеств. К тому же он не любит людей, выделяет среди них только наиболее «достойных», но и с ними не дружит, просто вполне ценит их как удобных собеседников. Это говорит о его надменности, гордыне, самодовольстве, о чувстве превосходства его, немца, над всеми прочими нациями, в том числе, над русскими людьми.
Приходит день, когда Пекторалис встречает Вочнева правильной русской речью и радуется удивлению своего русского коллеги. Пекторалис заявляет Вочневу, что без знания чужого языка на чужой земле нельзя жить и трудиться.
« - … без этого ничего не возьмешь в свои руки; а я не хочу, чтобы меня кто-нибудь обманывал.
Хотел я ему сказать, что, душа моя, придет случай, - и с этим тебя обманут, да не стал его огорчать. Пусть радуется!» (Н.Лесков).
Теперь Пекторалис знает русский язык, но он еще не привык говорить на нем - и не сразу соображает, чтО какое слово обозначает. Но , даже ошибаясь, он не желает признавать свои ошибки, хотя бы она была и во вред ему.
«В этом уже начиналось наказание его САМОЛЮБИВОМУ САМОЧИНСТВУ… Опасаясь быть смешным немножечко, он проделывал то, чего не желал и не мог желать, но ни за что в этом не сознавался». (Н.Лесков).
Вочнев, от лица которого написан рассказ, приводит пример «самолюбивого самочинства» Пекторалиса. Последнего спрашивают:
« - Гуго Карлович, вам послабее чаю или покрепче?
Он не вдруг соображал, что значит «послабее» и «покрепче» и отвечал:
- Покрепче; о да, покрепче.
- Очень покрепче?
- Да, очень покрепче.
- Или как можно покрепче.
- О да, как можно, покрепче.
И ему наливали чай, черный как дёготь, и спрашивали:
- Не крепко ли будет?
Гуго видел, что это очень крепко, - что это совсем не то, что он хотел, но железная воля не позволяла ему сознаться.
- Нет. Ничего, - отвечал он и пил свой ужасный чай; а когда все удивлялись, что он… может пить такой крепкий чай, то он имел мужество отвечать, что он это любит.
- Неужели вам это нравится? – говорили ему.
- О, совершенно зверски нравится, - отвечал Гуго» - и ни за что не хотел признаться в своей ошибке.
Далее Вочнев говорит, что чай «сделался мучением для Гуго; но он всё крепился и всё пил теин вместо чая до тех пор… пока у него сделался нервный удар». Однако Гуго доволен. «Я себе не изменил», - с гордостью говорит он Вочневу.
Та же самая история происходит и с горчицей, которой Гуго ест так много, что у него начинается катар желудка. Но он, опять же, доволен своей железной волей и выдержкой.
От места, где живут и работают «принципиалы» (так называет своих коллег Вочнев) ехать до города 40 вёрст. Только одна тропинка, идущая через лес, сокращает это расстояние, да и по тропинке это можно проехать лишь в двуколке.
«Гуго хотел ездить ближе и не хотел трястись в мужицкой двухколёске, а сварганил себе нечто вроде колесницы: это было просто кресло с пружинной подушкой, поставленное на раму, укрепленную на передке старых дрожек. Экипаж был мудрен и имел такой вид, что ездившего на нем Пекторалиса мужики прозвали «мордовским богом…» (Н.Лесков).
Экипаж неудобен, кресло то и дело соскакивает с рамы вместе со своим пассажиром. И тому приходится в подобных случаях идти пешком, таща на себе кресло.
Лесков пишет от лица Вочнева: «Бывало и хуже; раз он (Пекторалис, КВ) соскочил со своим креслом в болото и сидел там, пока его вытащили и привезли в самом жалостном виде.
Уверять, что он сам этого хотел, Гуго не мог, но стоять на своем, чтобы не оставить своего упорства, он мог – и делал это с изумительной настойчивостью».
В другой раз Пекторалис приносит в дом осиное гнездо, желая рассмотреть его как следует. Но, увы, гнездо оказывается вместе с осами, и эти последние жалят Пекторалиса на совесть. Но, страдая от укусов, Гуго не изменяет себе и своей железной воле. Ему оказывают медицинскую помощь, а затем «… его оставили любоваться своею железною волею… - и он, бедный, не знал, как много над ним все смеялись…» (Н. Лесков).
Итак, не желая быть смешным, Пекторалис постепенно всё же становится всеобщим посмешищем. Не удивительно: над человеком спесивым, лишенным чувства юмора, смеются гораздо чаще, чем над каким-нибудь шутом, чья профессия – веселить публику.
Пекторалису нужна для передвижения собственная лошадь, и он обращается к конскому заводчику Дмитрию Ерофеевичу. Тот склонен к шуткам и розыгрышам. Он продает Пекторалису лошадь, предварительно взяв с Гуго слово, что тот не будет жаловаться. Гуго обещает. Лошадь оказывается слепой.
Заводчик «надувает» Пекторалиса не потому, что Гуго немец. Точно так же бывали обмануты и русские; они, разумеется, жаловались, и Дмитрий Ерофеевич, посмеиваясь, забирал плохую лошадь и давал жалобщику хорошую. Ему интересно, как Пекторалис поведет себя в этой ситуации. Ему кажется естественным, что Гуго непременно пожалуется и потребует хорошую лошадь. Заводчик ждет именно этого. Но Пекторалис дал слово не жаловаться и, хотя он жестоко обманут, но держится с обманщиком так же, как прежде, Его железная воля не позволяет ему нарушить данное слово. Мало того, он на все расспросы хозяина о лошади, отвечает, что лошадь отличная.
«- Ну, молодец, если так,» - говорит немцу Дмитрий Ерофеевич. – «А у меня, брат, вот воли-то совсем нет. Много раз я решался, дай стану со всеми честно поступать, но всё никак не выдержу… после каюсь… А у вас, лютеран, ведь совсем и не каются?
- У нас Богу каются.
- Ишь, какая воля: и не божатся, и не каются! Да, впрочем, у вас и попов нет, и святых нет; ну, да вам их и взять неоткуда, все святые-то русские…» (Н.Лесков).
Заводчик ждет претензий Пекторалиса по поводу слепой лошади, а сам думает: «Что это за чертов такой немец… (я) надул человека до бесчувствия, а он не ругается и не жалуется!»
Заводчик беспокоится, потом впадает в тоску. Ему мерещится, что «железный Гуго» «замышляет ему какое-то ужасно хитро рассчитанное мщение…» Обманщик в страхе посылает ему великолепную лошадь и просит извинения. Гуго отсылает лошадь назад и пишет Дмитрию Ерофеевичу: «Мне стыдно за вас, у вас совсем нет воли».
Новый год приносит Пекторалису значительную прибавку к его жалованию, и он уезжает в Германию, чтобы вернуться оттуда обратно в Россию с женой Кларой Павловной.
Его супруга оказывается, по мнению Вочнева и прочих «принципиалов», вульгарной, грубой, простонародной немкой. Но Гуго гордится ею и утверждает, что у его супруги такая же железная воля, как и у него, Гуго. Но все остальные этой воли не замечают.
«Клара Павловна, - говорит Вочнев, - жила себе, как самая обыкновенная немка: варила мужу суп, жарила клопс и вязала ему чулки… в отсутствие мужа… сидела с состоявшим при ней машинистом Офенбергом из Сарепты». Гуго любил этого машиниста и дружил с ним (пожалуй, это был единственный человек, с которым он дружил).
Проходит еще три года. Гуго как прекрасного работника всюду ценят и хорошо ему платят. Его средства возрастают настолько, что он решает завести свою собственную фабрику в городе Р. . Он задает всем щедрый пир и объявляет Вочневу, что сегодня женится. Вочнев удивлен: ведь Пекторалисы женаты уже три года! Но Гуго объясняет ему, что они с женой просто обвенчались, а жить вместе как муж и жена будут только с нынешнего дня, когда он настолько разбогател, что решил завести свое дело.
«И как Гейне всё мерещился во сне подбирающий под себя Германию черный прусский орел, - говорит Вочнев, - так мне всё метался в глазах этот немец, который собирался сегодня быть мужем своей жены после трех лет женитьбы.
Помилуйте, чего после этого такой человек не вытерпит и чего он не добьется?»
Гуго ждет тяжкое разочарование. Он убеждается, что его супругой кто-то овладел раньше него. Подозрение падает на Офенберга; они запираются в коттедже Гуго и начинают «русскую войну», т.е., попросту дерутся. Их останавливают, и причина драки скоро становится всем известна.
Я описываю эту сцену сухо и коротко, но Лесков с таким юмором, так мастерски описал ее, что, читая, невозможно не смеяться.
Железная воля Пекторалиса просто мучает этого человека и ставит его действительно в такие нелепые, глупые положения, что ничего не остается, как смеяться, хотя при этом очень жаль Гуго Карловича. Провинциальная Россия словно задается целью изничтожить Пекторалиса его же собственной железной волей; а между тем, никто ничего худого ему не желает и не делает! В том, что происходит, Пекторалису следует винить только себя самого.
Пекторалис с женой переезжает в город Р. И устраивает там свою собственную фабрику; однако часть купленного им места принадлежит чугуноплавильщику, мещанину Сафронычу. Сафроныч, простой и добродушный человек, решительно не желает покидать арендованную им территорию, так как слишком привык к своему хозяйству и дому. Он не желает переезжать. Лесков пишет: «… (Сафроныч) со своим дрянным народом и еще более дрянным хозяйством мешал и не мог не мешать стройному хозяйству Пекторалиса…» После долгих препирательств и дебатов Пекторалис решает отделаться от Сафроныча самым решительным образом. В один «прекрасный» день Сафроныч обнаруживает, что его ворота и калитка забиты снаружи наглухо: не войти, не выйти. Он взывает к Пекторалису. Тот спрашивает его:
« - Ну-ка, ну, что ты теперь сделаешь?
Сафроныч оробел.
- Батюшка, - отвечал он… Пекторалису, - да что же это вы учреждаете? Ведь это никак нельзя: я контрактом огражден.
- А я, - отвечал Пекторалис, - вздумал тебя еще и забором оградить… я имел право тебе все щели забить, потому что о них в твоем контракте ничего не сказано.
- Ахти мне! Неужели не сказано?
- А вот то-то и есть». (Н. Лесков).
Бедный Сафроныч перечитывает контракт: в самом деле, там не сказано, что Пекторалис не может забивать Сафроновы ворота и калитку. Но кому в голову могло придти сделать такое, кроме как Пекторалису?
Жалостливая соседка Сафроныча приставляет со своей стороны лестницу к забору Сафроныча, он также ставит с другой стороны лестницу, чтобы он сам, его жена и дети могли хоть как-то выбираться на улицу. «Утвердили они одну лесенку с одной стороны, другую с другой, и началось у Сафроновых хоть неловкое, а всё же какое-нибудь с миром сообщение» (Н. Лесков).
Сафроныч бежит за советом к своему другу, приказному Жиге. Выслушав его жалобы, Жига обзывает друга дураком, потому что тот счастья своего во всём этом не видит.
«- Иди домой (говорит Жига, КВ) своею большою дорогою через забор, только ни о чем не проси немца и не мирись с ним. И Боже тебя сохрани, чтобы соседка тебе в заборе лаза не открывала, а ходи себе через лесенку, как показано, этой дороги благополучнее тебе быть не может».
И еще Жига велит Сафронычу молиться, чтобы Пекторалис его, Сафроныча, пережил: «… молись; это надо с верою, потому что теперь ему (Пекторалису, КВ) очень трудно станет».
Сафроныч поступает, как сказал ему Жига, но в загадочные слова приказного не очень верит. Он робеет и даже подсылает потихоньку к Пекторалису своих жену и детей, чтобы они умолили немца открыть ворота.
Но Гуго непреклонен. О Сафроныче он говорит: «… я приду к нему по его приглашению, но приду на его похороны блины есть, а до того весь мир узнает, что такое моя железная воля». (Н. Лесков).
Пекторалис не сдается, но чувствует, что «судьба над ним начала что-то жестоко потешаться и (как это всегда бывает в полосе неудач) она начала отнимать у него даже неотъемлемое: его расчетливость, знание и разум. Еще так недавно он… хотел всех удивить разумной комфортабельностью дома (своего, КВ) и устроил отопление гретым воздухом, - и в чем-то так грубо ошибся, что подвальная часть дома раскалялась докрасна и грозила рассыпаться, а в доме был невыносимый холод. Пекторалис мерз сам, морозил жену и никого к себе не пускал в дом… а сам рассказывал, что у него тепло и прекрасно; но в городе ходили слухи, что он сошел с ума и ветром топит…» (Н.Лесков).
Один исправник приглашает Гуго посоветоваться насчет плана, составленного им относительно своего нового дома. Он просит Пекторалиса:
« - … сделай, чтобы было по фасаду девять сажен, - как место выходит, и чтобы было шесть окон, а посередине балкона дверь.
- Да тут нельзя столько окон, - отвечал Пекторалис.
- Отчего же нельзя?
- Масштаб не позволит.
- … ведь это я буду в деревне строить.
- Всё равно, что в городе, что в деревне, - нельзя, масштаб не позволяет» (Н.Лесков).
Так они и не договариваются ни до чего. Признаться, мне эта сцена не совсем понятна. Если 9 сажен не позволяют сделать 6 окон, почему Гуго не предлагает исправнику удлинить дом? И почему исправник не говорит Пекторалису, что план можно изменить так, чтобы «масштаб позволял»?..
Сафроныч и Пекторалис получают повестки из суда, и оба являются на суд без адвокатов. Сафроныч полагается на волю Божью, а Пекторалис на свою собственную волю – железную.
Судья не может поставить Пекторалису в вину заколоченные ворота и калитку Сафроныча, п.ч. ни в контракте, ни в законах о подобной ситуации ничего не сказано.
«… но, - пишет Лесков, - неожиданно для всех луна оборотилась к нам тем боком, которого никто не видел. Судья предъявил документы, которыми удостоверялись убытки Сафроныча от самочинства Пекторалиса. Они не были особенно преувеличены: их было высчитано по прекращении средств его производства по 15 рублей в день.
Расчет этот был точен… Сафроныч мог иметь действительный убыток в этом размере, если бы производство его шло, как следует, но как оно никогда на самом деле не шло по его беспечности и невнимательности».
Судья предлагает соперникам помириться. Гуго отказывается - и подтверждает свое решение не отпирать ворота Сафроныча. Судья не спорит, но обязывает Пекторалиса согласно с законом вознаграждать убытки Сафроныча в размере пятнадцати рублей в день.
« - Я очень доволен (говорит своим знакомым Гуго, КВ). Я сказал, что ворота будут забиты, и они так и останутся.
- Да, но это будет вам стоить пятнадцать рублей в день… всего 420 рублей в месяц. Около пяти тысяч в год. Батюшка Гуго Карлович… ведь он этого никогда бы не заработал: это он просто вас к себе в крепость забрал.
Гуго моргал глазами, он чувствовал, что дело дорого обошлось, но волю свою показал – и первое число внес судье сумму за покои Сафроныча и его бедствие (т.е. убытки, КВ)». (Н. Лесков).
Сафроныч счастлив. Он полон глубокой искренней благодарности к своему врагу и одновременно благодетелю. Он говорит всем, что сам Бог послал ему Пекторалиса. Теперь он с Гуго не только вежлив, но ласков и благожелателен. Он постоянно желает Гуго, чтобы тот сто лет жил и еще двадцать «на карачках» ползал.
Пекторалис принимает это пожелание за насмешку, за оскорбление – и подает жалобу на Сафроныча. Но «судья нашел, что ползать на карачках после ста лет жизни есть выражение высшего благожелания примерного благоденствия Пекторалису», тогда как со стороны Гуго указание, что Сафроныч сам пьяный ползает на карачках, ПРОИЗНОСИМО КАК УКОРИЗНА, вследствие чего Пекторалис должен заплатить Сафронычу штраф – 10 рублей.
Еще до этого события жена Пекторалиса Клара Павловна покидает мужа, «увезя с собой всё, что могла захватить ценного». Люди ей сочувствуют и удивляются, как она не сбежала раньше. П.ч. «у Пекторалиса в доме необыкновенные печи, которые в сенях топятся, а в комнатах не греют». К тому же все уверены, что у Пекторалиса характер «аспидский», и с ним решительно жить невозможно.
Сафроныч от безделья пьет и очень скоро становится алкоголиком, но ему лучше, чем Пекторалису уже потому, что у него умная рачительная супруга, Мария Матвеевна. «Она сама носила за него аренду и сама отбирала у Сафроныча получаемую им с Пекторалиса контрибуцию» (Н.Лесков). Чтобы пьяный муж с ней не спорил, она выдает Сафронычу в день по полтине, остальное прячет. Делает она это потому, что сразу подумала: «Ну, а как мы всё у немца переберем, что тогда будет?»
Таким образом, Мария Матвеевна собирает небольшой капитал и покупает дом: «хороший домик, чистенький, веселенький, на высоком фундаменте и с остренькою высокою крышею – словом, превосходный домик и притом рядом со своим старым пепелищем, где все их дела расстроил железный Гуго» (Н.Лесков).
Пока семья переезжает, Сафроныч ходит по кабакам и ведет беседы с приятелями. Те выражают мнение, что доведенный до отчаяния и нищеты Пекторалис может отпереть заколоченные им ворота – и тогда перестанет платить деньги за убытки Сафроныча. Но Сафроныч этого не боится.
«- Куда ему отпереть, - отвечал он, - ни за что не отопрет. Ему перед своей нациею стыдно. У них ведь это уж такое положение, что сказал, то чтобы непременно и сдействовать.
- Ишь ты, какие сволочи!
- Да уж, у них это так, особенно же он на суде прямо объяснил: « у меня, - говорит, - воля железная», - где же ему с нею справиться. Ему и так тяжело… Не дай Бог этакой воли человеку, особенно нашему брату, русскому – задавит». (Н.Лесков).
Сафроныч напивается до того, что, воротясь в свой новый дом (никто его не видит), поднимается на чердак, и там во тьме и холоде сидит, беседуя со своим уже покойным другом Жигой. Сафроныч не сомневается, что сам он тоже умер и попал в ад, – и относится к этому смиренно. Так он сидит на чердаке в течение 2-3 суток.
Между тем, его семья в страхе. Мария Матвеевна и домочадцы убеждены, что на чердаке поселилась нечистая сила, п.ч. там постоянно слышатся шаги и чей-то голос, а когда хозяйка за что-то наказывает дочку (та плачет), с чердака в дом летят кирпичи. Идти на чердак, проверить, чтО там, никто не решается.
Соседи сочувственно дают советы Марии Матвеевне. Решено призвать на помощь священника отца Флавиана с дьяконом Саввой, чтобы они изгнали беса и окропили чердак святой водой.
Отец Флавиан и дьякон служат в доме молебен; в конце молебна дьякон Савва возглашает многолетие хозяевам. Тогда с чердака спускается Сафроныч. Его кропят святой водой, он прикладывается к кресту и здоровается со всей, изумленной его появлением семьей.
«Мария Матвеевна волей-неволей должна была признать в этом полумертвеце своего настоящего мужа.
- Где же ты был, мой голубчик? – спросила она, исполняясь к нему сострадания и жалости.
- Там, куда меня Бог привел за наказание, там и сидел.
- Это ты и стучал?
- Должно быть, я стучал.
- Но зачем же ты швырялся (кирпичами, КВ)?
- А вы зачем девчонку обижали?»
Сафроныча по его просьбе укрывают тулупом, укладывают на печь и поят горячим чаем. Он рассказывает, что не понял, будто попал на чердак, но потом «услыхал вдруг отрадное церковное пение и особенно многолетие, которое он любил, - и когда дьякон Савва помянул его имя, он… решился еще раз сойти на малое время на землю, чтобы Савву послушать и с семьей проститься» (Н.Лесков).
Сафроныч «грелся и дрожал», но не мог согреться. К вечеру он желает исповедаться и приготовиться к смерти, а спустя день умирает.
Узнав об этом, Пекторалис отпирает ворота своего покойного соперника; теперь он может так поступить, не нарушая принципов своей «железной воли». Правда, Гуго обещал Сафронычу придти на его поминки и есть блины. Он выполняет это обязательство.
Вдова Сафроныча несколько удивлена появлением Гуго на поминках по ее супругу и сперва теряется, не зная, проявляет ли немец участие или наоборот? Но Пекторалис объясняет ей, что дал слово покойному Сафронычу придти на его поминки есть блины.
Мария Матвеевна обращается с ним, как с гостем. Он садится за стол между дьяконом Саввой и отцом Флавианом.
Вочнев, от лица которого ведется повествование, говорит, что у Пекторалиса и дьякона Саввы начинается спор о пресловутой железной воле, а с чего начался этот спор, никто и не заметил.
Дьякон Савва говорит Пекторалису:
« - Зачем ты, брат, Гуго Карлович, всё с нами споришь и волю свою показываешь? Это нехорошо…
И отец Флавиан поддержал дьякона Савву и сказал:
- Нехорошо, матинька, нехорошо; за то тебя Бог накажет. Бог за русских всегда наказывает.
- Однако я вот Сафроныча пережил; сказал – переживу и пережил.
- А что проку-то в том, что ты его пережил, надолго ли это? Бог ведь за нас неисповедимо наказывает…» (Н.Лесков).
«Словопрение» становится всё более горячим. Пекторалис обзывает покойного Сафроныча свиньей. Дьякон Савва возражает:
« - Ну, вот уже и «свинья»! Зачем же так обижать? Он… во всём прощении христианском помер, и весь обряд соблюл… а ты, вот, не свинья, а, за его столом сидя, его же и порочишь. Рассуди-ка, кто из вас бОльшая свинья- то вышел?
- Ты, матинька, больше свинья, - вставил слово отец Флавиан.
- Он о семье не заботился, - сухо молвил Пекторалис.
- Чего-чего? – заговорил дьякон. – Как не заботился? А ты вот посмотри-ка: он… своей семье и угол, и продовольствие оставил, да и ты в его доме сидишь и его блины ешь; а своих у тебя нет… Что же, кто лучше семью-то устроил?.. ведь с нами, брат, этак озорничать нельзя, потому что с нами Бог.
- Не хочу верить, - отвечал Пекторалис.
- Да верь не верь, а уж дело видное, что лучше так сыто умереть, как Сафроныч помер, чем гладом изнывать, как ты изнываешь». (Н. Лесков).
Дьякон Савва подает Пекторалису блин со словами:
« - НА тебе блин и ешь, да молчи, а то ты, я вижу, и есть против нас не можешь… жуешь, да с боку на бок за щеками переваливаешь… блин, что хлопочек… обмокни его в сметанку… сверни конвертиком, да как есть, целенький, толкни его языком и спусти вниз на самое место.
- Это нездорОво.
- Еще что соври: разве ты больше всех, что ли, знаешь? Ведь тебе, брат, больше отца Флавиана блинов не съесть.
- Съем, - резко ответил Пекторалис.
- Ну, пожалуйста, не хвастай… одну беду сбыл, не спеши на другую.
- Съем, съем, съем, - затвердил Гуго». (Н.Лесков).
Отец Флавиан не участвует в споре. Он просто с удовольствием ест блины, «спуская их «конвертиками» один за другим. Гуго с непривычки не может поспеть за ним. Гости же следят за состязанием и подогревают азарт немца.
«Пекторалису давно лучше было бы схватить в охапку кушак да шапку; - пишет Лесков, но он, как видно, не знал, что «бежкА не хвалят, а с ним хорошо». Он всё ел и ел, до тех пор, пока вдруг сунулся виз под стол и захрапел».
Так он умирает. «… самую чуточку пережил Пекторалис Сафроныча и умер Бог весть в какой не достойной его ума и характера обстановке»». (Н.Лесков).
На этом завершается рассказ о «железной воле». Это произведение глубоко русское, православное, патриотическое. Оно, как и все остальное творчество Лескова, доказывает, что наша Русь-матушка стоит православной верой. Православие – бОльшая часть нашей «загадочной русской души». Мы можем понять любого чужеземца, а вот чужеземец с трудом поймет Россию, если вообще поймет.
Мне бы хотелось закончить свою работу известными словами Тютчева:
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить.
У ней особенная стать –
В Россию можно только верить. Кира Велигина
«Железная воля» текст и аудиокнига. |
